Истина где-то рядом

Двадцать пять лет назад, вдохновившись автобиографией Махатмы Ганди «Мои опыты с истиной», я решила в течение недели говорить только правду. Я продержалась два дня. На третий мужчина, на которого мне хотелось произвести впечатление, спросил ме­ня, читала ли я «Брахма-сутры» муд­ре­ца Вьясы, и я вдруг услышала свой утвердительный ответ, хотя на самом деле в глаза не видела этот труд. Через пару минут я заставила себя признаться во лжи, что оказалось не так трудно. В целом, в ходе моего эксперимента выяснилось, что воздерживаться от искажения очевидных фактов довольно просто. При этом я отчетливо осознала, в какой паутине фальши, невысказанной лжи я живу. Например, я притворялась, что мне нравится че­ло­век, который на самом деле меня раздражал. Или надевала маску безразличия, чтобы скрыть желание получить ту или иную работу. Этой лжи можно найти оправдание, но часть нас все же продолжает переживать последствия каждого произнесенного неправдивого слова. Каким образом?

Это проявляется в нашем цинизме, в недоверии и со­мне­ни­ях, которые мы начинаем ис­пы­ты­вать по отношению к самим себе, а также в тенденции подо­зре­вать других людей во лжи или со­кры­тии от нас правды. Это была очень познавательная неделя, и она подтолкнула меня к одной из самых трудоемких практик самопознания моей жизни. Я была вынуждена иметь дело с многочисленными мас­ка­ми, за которыми скрывается нечестность. Я увидела, что быть честным гораздо труднее, чем кажется.

Скажи все как есть

Дискуссия о том, что такое правдивость, длит­ся довольно давно. С одной стороны, существует идеалистическая позиция, которую занимает Па­тан­джа­ли в Йога-сутрах: истина, или сатья, это безусловная ценность, и йогин не должен лгать. Никогда. Противоположная точка зрения – это материалистический подход, разделяемый западными философами, такими как Джон Стюарт Милл, и описанный в таких текстах, как «Арт­ха­ша­стра» – индийский трактат об управлении государством, который можно рассматривать как предтечу трудов Макиавелли. Основной постулат этого подхода звучит приблизительно так: «Всегда говори правду, за исключением тех случаев, когда солгать выгодно».

Третья позиция – это стремление найти золотую середину, и она требует повышенной способности к рас­по­зна­ва­нию. Ее сторонники признают высокую ценность истины, но учитывают и то, что правдивость иногда приводит к разрушительным последствиям и должна быть уравновешена такими эти­че­ски­ми ценностями, как ненасилие (ахимса), миролюбие и справедливость. Идеалистическая позиция, придерживаться которой на практике довольно трудно, тем не менее имеет преимущество простоты в по­ни­ма­нии. Именно поэтому в этом лагере так много крупных философов и экс­пер­тов в области этики. Теолог Бла­жен­ный Августин и немецкий философ XVIII века Им­ма­ну­ил Кант, так же как Па­тан­джа­ли и Ганди, определяли истину (а имен­но: отказ от лжи, преувеличений и подтасовки фактов) как абсолютную ценность, от которой никогда нельзя отступать. Никаких лазеек. Ложь, согласно этой позиции, это всегда скольз­кая дорожка. Во-первых, потому что лжец вынужден тратить огромное ко­ли­че­ство энергии на то, чтобы в его версии не было никаких изъя­нов. Вы начинаете с того, что отказываетесь одолжить соседу айпод, сказав, что он сломан, а потом при­кла­ды­вае­те массу усилий, чтобы сосед вас с ним не застукал.

Кроме того, вам приходится ввести в курс дела жену, чтобы она случайно вас не выдала. Уже на этом этапе ложь высосет из вас немало сил. При этом всегда остается опасность, что вас выведут на чистую воду в будущем и сосед больше никогда не сможет вам по-настоящему доверять. Не говоря уже о вашей жене. Второй аргумент в пользу радикальной правдивости указывает на более глубокий уровень проблемы: ложь уводит нас в сторону от реальности. Это была позиция Ганди, основанная на вере в то, что истина пребывает в самой сердцевине бытия, реальности. В йогическом тексте «Тайттирийя Упанишада» сказано, что Бог – это Истина. Говоря языком психологии, ложь разлучает нас с реальностью и всегда делает чуть-чуть сумасшедшими. Любому знакомо странное и дискомфортное чувство когнитивного диссонанса, возникающее при сокрытии фактов.

Если последствия лжи настолько разрушительны в духовном и социальном аспектах, почему человек, живущий по этическим принципам, вообще способен пойти на искажение правды? Во-первых, он может выбрать ложь в том случае, если правда способна поставить под удар соблюдение других, не менее важных, этических норм. В Махабхарате, великом индийском трактате, рассматривающем вопросы этики, есть знаменитый момент, имеющий отношение к теме лжи. Кришна, которого ортодоксальные индуисты почитают как воплощение божественной истины в че­ло­ве­че­ском облике, во время решающей битвы с силами зла приказывает праведному царю Юдхиштхире солгать, чтобы деморализовать вражеского военачальника Дрону, сказав ему, что его сын был убит в ходе битвы. Точка зрения Кришны заключается в том, что в сражении с силами великого зла все сред­ства, ведущие к победе, достойны. Ложь в данном случае служит более вы­со­ким целям, а именно справедливости и, в конечном счете, миру. Моя преподавательница философии в кол­лед­же говорила о том же, при­во­дя пример из соб­ствен­ной жизни. Она, ев­рей­ская девочка из Гер­ма­нии, спаслась от нацистов в годы войны лишь потому, что спрятавшая ее семья католиков солгала гестаповцам. Честность в данном случае означала бы для нее неминуемую смерть. Это была маленькая ложь во имя большой цели.

Кроме того, ложь может считаться нравственной, если правда слишком горька для другого человека. Когда у моей подруги нашли рак груди, она не сказала об этом своей девяностолетней матери, так как понимала, что правда сломит пожилую женщину. И наоборот, бывает, что голая правда является проявлением замаскированной или открытой агрессии. Большинство из нас может вспомнить случаи, когда правда имела привкус горечи: разоблачения, сделанные в порыве гнева; обидные комментарии по поводу тайных слабостей спутника жизни или друга; откровения, разрушающие доверие. Таким образом, каждому из нас жизненно необходимо найти собственный путь соблюдения баланса между правдивостью и другими нравственными ценностями. Отличной системой самопроверки здесь может послужить правило «четырех врат речи», включающее в себя четыре вопроса: достоверно ли это? будет ли проявлением доброты сказать это? необходимо ли это? и подходящий ли сейчас момент? Когда мы чувствуем, что разрываемся между горькой правдой и возможностью промолчать, эти вопросы помогут нам выстроить шкалу приоритетов.

Проверено: правда

При­дер­жи­вать­ся золотой середины, балансируя между нравственными ценностями, скажем, между правдой и добротой, не всегда просто, и для этого необ­ходим высокий уровень иск­рен­но­сти – особенно относительно соб­ствен­ных глубинных мотивов. Если непреодолимое желание безжалост­но говорить правду порой маскирует агрессию, то стремление скрыть истину из лучших побуждений мо­жет служить прикрытием для наших страхов или нежелания по­ки­дать зону комфорта. Радикальная правдивость незамысловата. Вы просто берете и рубите с плеча, вне зависимости от воз­дей­ствия на окружающих. Различающая правдивость требует большей внимательности, эмоциональной грамотности и понимания самих себя. Таким образом, экспериментируя с правдой, не останавливайтесь на достижении фактической достоверности или даже эмоциональной честности. Чтобы быть правдивым, необходимо изучить самого себя, заглянуть в собственное сердце. Этот процесс состоит из двух этапов. Сначала стоит обратить внимание на то, как и когда вы лжете, обманываете вы себя или окружающих. Возможно, вы любите преувеличить, с тем чтобы приукрасить историю. А быть может, при описании того или иного случая делаете акцент на чужих ошибках и умалчиваете о собственных. Возможно, вы услышите, как автоматически говорите «я люблю тебя» другу или спутнику жизни, несмотря на то что на самом деле в данный момент равнодушны или даже раздражены.

Лицом к лицу с ложью

Далее вы изучаете свои мотивы. Моя подруга Алиса разводится, и ей предстоит судебная тяжба за опеку над ребенком. Адвокат предложил ей составить перечень всех случаев, когда ее бывший супруг не справлялся с ролью мужа и отца. Она припомнила и изложила на бумаге целый ряд диалогов с мужем, сделав упор на том, как муж обижал ее и дочь. Когда Алиса перечитала свой труд, то поняла, что не упомянула собственные обидные высказывания и проступки. Частично она не сделала этого из тактических соображений, так как хотела получить единоличную опеку над ребенком. Но с другой стороны, ею руководила потребность оправдать свое решение о расторжении брака. «Когда я лучше восстановила ход событий, то поняла, что мы оба были виноваты. Мне так не хотелось видеть себя в невыгодном свете, что моя память услужливо подкинула мне искаженную, но более приятную версию происходившего». Алиса столкнулась с особенно коварным видом неискренности, знакомым большинству из нас: оправдания, отговорки и стратегии перекладывания вины, которые мы используем, чтобы не видеть разницы между тем, как мы хотели бы поступать, и тем, и как ведем себя на самом деле. Приверженность безусловной истине, о которой говорил Патанджали, означает гораздо больше, чем добросовестное следование фактической достоверности. Она требует, чтобы мы стали прозрачными для самих себя, были готовы, не испытывая горечи и не занимаясь самобичеванием, взглянуть в упор на те грани собственной личности, которые боимся подвергнуть тщательному анализу. Только тогда, когда мы будем способны проникнуть внутренним взором через завесу собственной фальши, мы сможем открыть для себя бескрайние возможности практики искренности.

Основы практики прав­ди­во­сти

Обра­щай­те внимание на фак­ти­че­скую достоверность. Наблюдайте за собой и замечайте моменты, когда вы оказываетесь на грани сокрытия какой-либо нелицеприятной для вас информации, когда возникает желание выглядеть лучше, чем вы есть, оправдать свои ошибки или избежать столкновения. Поймав себя на том, что говорите неправду, признайте это. Насколько возможно, старайтесь не произносить того, что, как вам заведомо известно, не является правдой. По мере того как вы научитесь улавливать характерные для вас по­ве­ден­че­ские модели, связанные с ложью, – как внутренние, так и внеш­ние, – вы также начнете за­ме­чать, что иногда нужно открыто говорить правду, а в иной раз молчание – вполне приемлемый выход из ситуации. Другими словами, ваша приверженность правде будет в том числе основываться на подлинной и заслуживающей доверия способности к различению, находящей выражение в речи.

Правда – это настоящий учитель. Когда вы решаете следовать за ней везде, куда бы она вас не привела, – постоянно задавая вопросы: почему я это говорю? являются ли мои слова необходимыми? несут ли они добро? если сейчас для моих слов не время, то как узнать, когда будет подходящий момент? – сила правды, проявляясь в наитончайших оттенках и полутонах, учит мудрости. Со временем становится все проще отличать стрем­ле­ние к настоящей правде от неконтролируемого желания быстро вывалить все как есть, облегчить душу или высказаться, стремясь ока­зать­ся правым. Подводя итог, почти каждый из нас останется в выигрыше, если мы призовем себя с большим рвением стремиться к истине. Па­тан­джа­ли говорит, что благодаря правдивости мы приобретаем такую силу, что все наши слова оказываются истиной. Это не значит, что мы ста­нем алхимиками, способными пре­вра­тить металл обмана в золото реальности по­сред­ством наших слов. На­про­тив, я думаю, что на самом деле он говорит о силе речи, побуждаемой вдохновением, – силе, подкреп­лен­ной не только достоверностью фактов, но и просветляющей, воспринимаемой нами и отражающей нашу подлинную суть истиной.