Благословение Освенцима

Все истинные святые испытывают только безусловную любовь. В христианстве это святой Франциск Ассизский, Мать Тереза, Хуан де ла Крус. В безусловной любви каждый является твоим возлюбленным, потому что ты видишь Бога во всех людях. Это очень возвышенное состояние. Единственное, что стоит между нами и этой любовью, — это наш внутренний мусор: страх, стыд, чувство вины, эгоизм. Мой учитель, Ним Кароли Баба, советовал медитировать как Христос — «раствориться в любви». Это был не тот образ Христа, с которым я рос. Христос из моего детства судил и осуждал. Что же делать, чтобы ощутить любовь? Я, например, пою мантры и имена Бога. Нужно искать, ходить к разным учителям и святым и смотреть, какие учения находят в вас отклик, какой путь — ваш. Я постоянно хожу к учителям — это помогает мне сохранять правильный взгляд на вещи. Бхакти отличается от слепой веры. Слепая вера — это просто надежда. Настоящая вера — это когда ты просто знаешь, и все. А бхакти — ни вера и ни надежда, это практика, которую мы выполняем, чтобы получить это понимание. Как найти любовь, которая длится 24 часа в сутки? Это непросто. Но мы должны хоть немного ее почувствовать, чтобы знать, что она существует, и двигаться к ней навстречу. В безусловной любви нет ни того, кто дает любовь, ни того, кто принимает. Это просто любовь, состояние бытия; это истинная природа всех людей, скрытая под всем нашим мусором. Вылезать из-под мусорной кучи страшно, так как мы боимся боли. Но в какой-то момент приходится сказать: «Была не была, попробую опять». Ведь истинная любовь не создает боли. Любовь никто не дает, значит, никто и не отбирает. Мой учитель, например, никогда не забирал свою любовь. Иногда он мог выгнать нас из ашрама, но он никогда не выгонял нас из своего сердца. Познать природу безусловной любви мне помогла поездка в Освенцим в прошлом году (Ретрит Bearing Witness вот уже 18-й год проводит буддистский учитель Берни Глассман. — Прим. ред.).

Я приехал в Освенцим осенью, природа была так прекрасна — листья на деревьях алели и золотились. Я поднимал голову, смотрел на солнце и спрашивал: «Какого черта ты светишь на это место?!» Я думал так каждый день, пока не понял, что солнце одинаково светит на хорошее и на плохое, на красоту и на уродство. Почему? Потому что такова природа солнца. И природа безусловной любви такая же. Вы просто любите и светите на всех и вся — без всяких условий. И в Освенциме я понял, что это и есть ключ к тому, чтобы перестать ненавидеть тех людей, которые творили там все эти ужасы. Солнце встает и над этим местом, и оно никогда не просит никого измениться и стать другими. И если вы отправляетесь на этот ретрит, то нужно открыть свое сердце достаточно широко — для того, чтобы никого не осуждать. Тем душам, которые там страдали, не нужна жалость. Им нужна ваша любовь, а если вы полны осуждения, то не сможете любить. Это очень трудно — в нас глубоко укоренилась привычка прятаться от подобного кошмара. В один прекрасный день мне подумалось: «Я считаю себя относительно хорошим человеком, стараюсь не причинять людям боль. Но если бы я родился в фашистской Германии в семье нацистов, то моя судьба вполне могла бы сложиться так же, как у тех, кто работал в Освенциме. Я ничем не отличаюсь от них». Осознавая это, начинаешь понимать, почему люди это делали, — и с этого начинается сострадание. Это очень тяжело, потому что мы не солнце, мы живем здесь, на земле; мы постоянно осуждаем, оцениваем и отталкиваем от себя. И в этом благословение Освенцима. Либо ты расширяешь сознание, либо просто уезжаешь оттуда наполненный гневом, что лишь создает еще больше страданий.