Нужно ли что-то делать во время медитации

Поскольку всё уже завершено, отбрось болезнь усилия.
Пребывать самопроизвольно и есть созерцание.
«Кукушка мгновенного присутствия»

Каково место действия в созерцательной практике? Это один из ключевых вопросов, без понимания которого успешная практика становится либо крайне ограниченной, либо вообще невозможной. Попробуем разобраться.

Прежде всего нужно понять, что понимается под действием. В этом вопросе наш язык обманчив, поскольку обычно действия выражаются такой грамматической категорией, как глагол, но не всегда глагол обозначает действие. Например, когда я встаю и иду, то «идти» обозначает действие, а вот когда на улице идёт дождь или по телевизору идёт шоу, то «идти» обозначает не вовсе действие, а некоторый безличный процесс и в таком случае слово «идти» — метафора, основанная на пространственно-временных отношениях. Применительно к психическим событиям, например, «подумать» — это действие, а «разгневаться» нет.

Действие в нашем контексте подразумевает некоторую активность субъекта, то есть нас самих, связанную с намерением и усилием. Например, у меня возникает раздражающее ощущение на голове и соответствующее намерение от него избавиться, что влечёт действие, требующее усилия: я чешу затылок. Или же у меня есть намерение выразить свою эмоцию и я произношу соответствующие слова. Или я намерен найти свой телефон и для этого направляю своё внимание на воспоминание о недавних событиях, когда я им пользовался.

Здесь важно различать ситуации, когда мы вовлечены в происходящее и активно действуем с намерением и усилием, от тех ситуаций, где мы также вовлечены в происходящее, но наша вовлечённость заключается а) в желании получения некоторого результата и б) в чувстве ожидания этого результата. В этом случае действия никакого нет, но есть иллюзия того, что мы чем-то заняты. Например, мы хотим попить чая и нам нужно вскипятить воду. Мы наливаем воду в электрочайник и нажимаем кнопку. На этом наши действия заканчиваются, но если желание чая настолько сильное, что мы никак не можем дождаться, пока вода закипит, нам может казаться, будто во время подогрева воды мы страшно заняты, хотя на самом деле мы ничего не делаем и наша вовлечённость, желание и вызванное этим напряжение никак не помогают скорейшему закипанию. Во многих созерцательных практиках желание и ожидание результата не только не способствует успеху, но, напротив, зачастую становится решающим препятствием. Есть созерцательные практики, в которых мы непрерывно поддерживаем некоторое активное усилие. Например, в некоторых методах визуализации (не во всех) нам необходимо всё время поддерживать в уме присутствие требуемого образа. Есть практики, которые подобны варке кофе в джезве, когда мы большей частью ничего не делаем, но сохраняем бдительность и, когда требуется, снимаем джезву с огня, чтобы кофе не убежал, а потом снова ставим её на огонь. Например, когда мы только осваиваем однонаправленное сосредоточение, то нам нужно бдительно следить за тем, чтобы ум не убегал, и всё время возвращать внимание на место. Конечно, поддержание бдительности тоже требует некоторого усилия, но это несравнимо с усилием, идущим на возвращение ума из отвлечения. А есть практики, которые похожи на кипячение воды в электрочайнике или приготовление кофе в автомате: мы совершаем все нужные приготовления, а дальше расслабляемся, но не мучаем себя бессмысленным ожиданием, а просто замечаем, когда все автоматические процессы завершатся и мы получим нужный результат. Например, в некоторых созерцательных практиках мы просто принимаем необходимую позу, а дальше все процессы запускаются автоматически и нам не нужно ни прилагать усилия, ни поддерживать намерение.

Если мы не понимаем разницу между намеренными действиями и ненамеренными процессами, то, например, стремясь успокоить ум, мы лишь перевозбудим его ненужным усилием или ожиданием результата.

В когнитивных процессах — а медитация является таковым — разница между активным действием, происходящим на основе намерения, и автоматическим процессом, который намерения не требует и происходит в силу законов природы, крайне важна. Простой пример: «смотреть» и «видеть». Первое действие, второе нет. Действие я могу выполнить по команде, процесс — нет. Например, я могу по команде посмотреть вперёд, но я совсем необязательно увижу то, на что хотят обратить моё внимание. Например, у каждого человека есть дефекты роговицы, которые непрерывно находятся в поле зрения и видны как точки, штрихи, закорючки, но есть люди, которые их не видят и никакой командой или усилием такого видения добиться нельзя. В случае психических событий будет существенная разница между командой представить тепло внутри живота и почувствовать такое тепло. Чтобы представить тепло достаточно иметь способность вспоминать тактильные ощущения (хотя не у всех это легко получается и данная способность тоже может нуждаться в предварительном развитии), а вот для того, чтобы действительно почувствовать тепло внутри живота, нам нужно разными средствами запустить цепочку психофизиологических процессов, которые приведут к подобному результату. Естественно, речь идёт не о том тепле, которое находится внутри живота, а том тепле, которое субъективно там ощущается.

И здесь мы сталкиваемся ещё с одной особенностью действия: действия могут подчиняться командам, а процессы нет. Кто-то может возразить: но ведь можно же намеренно остановить сердце, хотя сердцебиение это не действие, а процесс. Можно. Но для этого мы должны освоить выполнение набора команд, результатом выполнения которых и будет последующая приостановка сердечных сокращений. Во многом, человеческое обучение как раз и заключается в обретении навыков намеренного управления автоматическими процессами, но в случае многих созерцательных практик задача стоит противоположная — научиться «отпускать» все процессы и полностью осуществить тотальное прекращение всякого намеренного вмешательства в своё текущее состояние.

Почему важны команды? Особенно, те команды, которые даём себе не мы сами, а кто-то другой. Потому что без них мы не можем научиться медитировать. Вернее, теоретически можем, но тогда нам нужно самостоятельно пройти весь тот длительный путь человеческого развития, который привёл к формированию созерцательной культуры, а на это нам попросту не хватит жизни, равно как не хватило бы жизни, чтобы самостоятельно придумать математику или живопись.

Мы учимся медитировать благодаря командам, инструкциям, наставлениям, которые служат точкой опоры и направляют наши когнитивные процессы. Поэтому важно, чтобы получаемые нами инструкции были точно сформулированы. Например, можно дать человеку набор инструкций, точное следование которым приведёт к прекращению рассудочного словесно-образного мышления, но непосредственная команда перестать думать обычно приводит к прямо противоположному результату и, соответственно, к фрустрации.

Мы всегда получаем инструкции от конкретного человека, будь то устно или письменно, и важно, чтобы этот человек не просто сам что-то умел, но и понимал, каким образом нужно формулировать инструкции, чтобы добиться от ученика нужной реакции и, соответственно, результата. Поэтому в созерцательных традициях огромное внимание уделяется текстам наставлений, где слова очень точно выверены, что уменьшает возможность ошибки. Сейчас мы находимся в процессе переноса наставлений из одной языковой среды в другую, поэтому возрастает роль переводчика, чьи ошибки и неточное понимание, могут не только сделать инструкции бесполезными, но даже и принести существенный вред. Например, в тибетском языке для намеренных волевых действий и ненамеренных бессубъектных процессов существуют две разные грамматические категории глаголов. В европейских языках такого различения нет, поэтому переводчики очень часто совершают ошибки, по неведению привнося идею намеренной активности туда, где она неуместна.

Устная речь передаёт нам намного больше информации, чем письменная, поэтому общение с живым преподавателем намного плодотворнее, не говоря уже о невербальной коммуникации. Квалификация преподавателя это отдельная обширная и важная тема, а пока достаточно понять, что от него требуется точность формулировок, акцентов, интонаций, а также своевременность, поскольку одна и та же инструкция, команда в разных ситуациях может привести к совершенно разным эффектам.

Виттгенштейн: Задача ученика, со своей стороны, убедиться в правильном понимании того, что нужно сделать, и того, чего делать не нужно. Как говорил Витгенштейн, значение слов состоит в их употреблении. Очень часто оказывается, что слова инструкций для нас имеют не тот смысл, который в них вложен, поэтому важно прояснять сомнения, особенно, в отношении тех слов, которые обозначают внутренние субъективные психические процессы, ведь именно в этих случаях общее понимание терминов оказывается наиболее затруднительным.

Говоря кратко, при обучении медитации важны две вещи: во-первых, точно выполнить все полученные инструкции, во-вторых, не пытаться сделать то, о чём инструкции не просят.

Конечной целью медитации является созерцание, в котором, как уже говорилось, осуществляется полное прекращение любого намеренного вмешательства в своё состояние. Это полностью противоречит нашей привычке добиваться желаемого через намерение, усилие и действие. «Слабо хочешь, слабо и получишь», «без труда не выловишь рыбку из пруда», «под лежачий камень вода не течёт» и т.д. Собственно говоря, именно в этом и заключается основная сложность созерцательных практик высокого уровня — их методология радикально противоречит нашим привычным представлениям о том, как добиваться успеха. Но если мы действительно хотим научиться созерцанию, то нам важно понять привычные схемы работы нашего ума, различить основные источники напряжений и действий, обнаружить способ исчерпания и прекращения этих действий и, в какой-то момент даже перестать хотеть чему-то научиться и перестать желать каких-либо результатов.

Игорь Берхин – преподаватель и популяризатор созерцательных практик, автор курса «28 уроков медитации».

Фото: Mitchell Joyce/flickr.com