Самая сложная практика

Меня едва ли можно назвать прилежным йогом. В разное время и в разные периоды интенсивность и глубина моих практик сильно отличались. Випассана в тайском монастыре? Да, конечно, основополагающий для меня опыт. 108 циклов Сурья Намаскар на Марафоне Yoga Journal на Красной площади? Естественно. (Расплавившийся от жары коврик, перегревшийся и отключившийся iPhone, шавасана под кремлевские куранты.) Детоксы на кичари? О, я была главным их энтузиастом в редакции Yoga Journal и в какой-то момент приучилась замешивать кичари с закрытыми глазами (и так же его есть). 10 дней голодания на воде в тайском же детокс-центре? Обязательно, сразу после випассаны. Пение мантр на киртанах, концерты Девы Премал, тома тематической литературы, список можно продолжить. Ну и, конечно, добавить к нему бесконечную вычитку, редактирование и сдачу в препресс полос нашего любимого журнала — это, так или иначе, занимало большую часть моего времени. Однажды, после 7-часовой, кажется, практики с Харидживаном меня накрыло смехотворное озарение: мне срочно был нужен белый тюрбан. Без тюрбана и жизнь, и йога были пусты и бессмысленны (отпустило минут через 15). Я долго (и уже не работая в Yoga Journal) носила джапа-малу (часть из них мне дарила Эллен, и этим они были мне особенно ценны), изящно сочетая четки с моими оперными платьями.

К счастью, уже тогда у меня было некоторое количество ума, сердца и осознанности — достаточное, чтобы не подменить внутреннее внешним. Что осталось от этой карусели практики и атрибутики четыре года спустя? Монастырская привычка к медитациям, органично встроенным в каждый день. Я редко усаживаюсь на коврик с таймером и мантрой. Но зато ежедневно и едва ли заметно для окружающих — в такси, в «Сапсане», на прогулке — нахожу уголки пространства и времени, чтобы побыть с собой, сосредоточиться на дыхании, остановиться в моменте, оказаться in the middle of nowhere своего сознания. И это очень важные фрагменты личного времени и источник эмоционального ресурса. Осталась практика в каком-то количестве — в основном (и это ожидаемо), дживамукти-йога. Но я не делаю ряд сложных асан и совершенно не корю себя за это. Остался бег, который за годы превратился для меня в разновидность динамической медитации. Осталось умение различать нужное и ненужное именно для меня, спокойно отпускать второе и знать, что действительно мое все равно не пройдет мимо.

И нет, я больше не ем кичари, хотя и до сих пор могу приготовить его с закрытыми глазами. Вообще, должна признаться, я не люблю индийскую кухню. Зато люблю австрийские белые вина, с радостью периодически добавляю бокал рислинга к моему в целом здоровому меню и прекрасно себя чувствую.

В целом, я довольна собой сейчас намного больше, чем в эпоху белого тюрбана, — и есть совершенно особый список людей, которым я за это благодарна.

Но понятие практики — и именно сложной практики — со мной каждый день. Как и любая требовательная практика, эта разворачивается именно в отношениях и, в первую очередь, в отношениях с самой собой.

108 циклов Сурья Намаскар, 10 дней на воде — нет, это не сложно. Сложно оставаться на определенной ступени осознанности и честно отвечать за предпосылки своих поступков и чувств.

Сложно найти в себе чуть больше терпения, принятия и любви (и сделать это искренне), когда единственное, что ты хочешь сделать, — надеть своему собеседнику на голову сковородку (и давайте признаем, часто достаточно заслуженно).

Сложно признать, что никто и ничто никому не принадлежит, а любая идея присвоения — иллюзорна. Сложно отстраивать свои границы и не посягать на чужие. Сложно отсекать манипуляции и манипуляторов. Сложно признавать, что когда-то на территорию манипуляции заходишь и ты.

Сложно научиться тому, что все твои состояния могут быть обусловлены только одним человеком — тобой. Сложно не вешать ни на кого ответственность за свои эмоциональные пике. Вообще сложно брать ответственность только на себя (хотя нет, лично мне не сложно, но пусть будет в списке).

Сложно проходить через кризисы идентичности. Сложно не тащить в отношения ни прошлые травмы привязанности, ни зеркала проекций.

Сложно не быть рядом с теми и тогда, с кем и когда тебе это необходимо. Сложно отпускать с комом в горле и с мыслью: а вернется ли?

Сложно быть в близости без зависимости. Сложно удержаться от того, чтобы не решать вопросы своих недолюбленностей и эмоциональных недостач за чужой (эмоциональный) счет. Сложно безусловно доверять (хотя есть большое облегчение в том, что в избранных случаях этот режим включается сам по себе).

Сложно через спазм речевых мышц задавать честные вопросы — вне зависимости от того, что для тебя повлекут ответы.

Сложно сидеть на берегу реки и отстраненно смотреть, как развиваются события. Сложно в центре разнонаправленных штормов молча печь пирог, но достаточно часто пирог — лучшее, что можно сделать.

Сложно замести в уголок часть своих стандартных убеждений и сделать шаг в неожиданную сторону (хотя нет, не сложно, если понимаешь, к кому).

В конце концов, сложно не утопить свою жизнь в водовороте рефлексии и, собственно, просто жить.

И в момент, когда в этой моей самой сложной практике я окажусь во временно устраивающем меня балансе, я, вероятно, приготовлю авторскую версию кичари и налью бокал австрийского белого. Потому что хорошо, когда все просто хорошо, а твои практики дают тебе хотя бы минуту покоя — от самих себя.

Анна Зябрева, эксперт в сфере культурного маркетинга, бывший выпускающий редактор Yoga Journal.