Ничего отдельного нет

Двадцать пятое декабря.

Католики отметили Рождество, совпавшее в этом году с ханукой. 

А у меня обычное рабочее воскресенье. Варю кофе, лениво листаю ленту «Фейсбука», собираюсь сделать какие-то анонсы мероприятий перед тем, как выйти из дома.

И вдруг новость о падении самолёта. «Какой невозможно тяжелый год», думаю я, но через секунду становится ещё тяжелее. Я вижу списки погибших. Военнослужащие. Музыканты. Журналисты. Доктор Лиза.

Приходит острая боль, лишающая сил. Хочется опуститься на диван и сидеть с пустым лицом.

И меньше всего мне хочется на работу. Потому что 25 декабря моя работа – это новогодний мастер-класс «Чудеса случаются». Это то мероприятие, которое люди любят и о котором спрашивают заранее, заранее записываются. Оно про сказку, про мечты, про рождественские огоньки. Там и йога, и коллаж желаний, и вытягивание предсказаний.

Это работа про праздник. И я очень её люблю, потому что мне нравится сама идея Рождества и Нового Года: в пору, когда мрак и холод захватили землю и явно не собираются уходить, устроить долгие торжества. 

Чтобы огни, гирлянды и свечи. 

Чтобы фейерверки, подарки и игрушки. 

Чтобы вкусная еда. 

Чтобы любимые люди рядом – несмотря на темноту, которая разлилась вокруг, как чернила.

Это про жизнь и про радость вопреки внешним обстоятельствам.

Про волшебство, в которое я вообще-то искренне верю и которому приглашаю прикоснуться. Так гласят все анонсы, которые уже сделаны на 25 декабря. «Чудеса случаются» начнутся через два с половиной часа. Отменять поздно – часть людей уже перевели деньги и точно придут.

Предполагается, что на мастер-классе я буду – чудесных дел мастер. И я, действительно, он.

Просто не сегодня.

Сегодня все елочные игрушки лопнули у меня внутри.

Конечно, можно сделать вид, что всё ок, надеть маску и сказать «Ребята, это всё там, за пределами нашего зала, давайте отвлечёмся и повеселимся!».

Но я так не могу. Потому что это – неправда.

Меня всегда учили, что йога это про контакт с реальностью и отказ от иллюзий. Часто – очень болезненный.

Иллюзия – что жизнь справедлива. Что всё всегда будет хорошо – иллюзия. Безопасность – тоже иллюзия. Иллюзия, что можно отгородиться от трагедии яркой ширмой, будто она нас не касается. Вообще всякое «не касается» становится всё более иллюзорным – таким хрупким и маленьким стал наш мир в последнее время.

Реальность в том, что жизнь предлагает нам очень разные вещи.

А сегодня реальность в том, что у нас горе, от которого трудно дышать.

И в этой ситуации нет ничего хуже фальшивых ёлочных игрушек.

Йога – это про честность.

А ещё йога – это про то, чтобы двигаться из тьмы на свет. Предполагается, что преподаватель только за тем и нужен, чтобы помогать ученикам в этом процессе. Помогать прожить сложные моменты и научиться размещать внутри себя – разное. Горе и радость том числе. Но для начала неплохо, чтобы преподаватель умел делать это сам.

Иногда у меня получается. Иногда – нет. Я не знаю, получится ли на этот раз.

Копаюсь в вещах, собираю в сумку свой шаманский арсенал, и, когда достаю с полки жёлтые листы вощины (это для свечей), чувствую сладкий запах мёда.

Любой психолог расскажет вам о стадиях принятия горя. Вот они: отрицание («этого не может быть!»), гнев («где бог и справедливость!?»), торги («ах, если бы рейс отменили!») депрессия (ничего не буду писать, потому что депрессия зачастую молчит) и принятие (тоже ничего не буду писать, потому что до принятия нам ещё далеко). Все эти стадии важно пройти, чтобы рана могла затянуться. Но есть ещё одна важная штука. Это по возможности заместить потерю.

Смерть страшна. И страшна та боль, которую она приносит – принесла всем, чьи близкие люди летели в том самолёте. И тут я думаю про доктора Лизу. О том, что окружающие (и я в том числе) восприняли её смерть как личное горе. Люди пишут: «такие родятся раз в сто лет», «её гибель – потеря для нации», «образовалась брешь, пробоина, которую не закроешь».

Всё это – правда.

Елизавета Глинка была удивительным человеком. Она могла жить припеваючи. У неё всё было. Были все условия, чтобы, как говорится, «пожить для себя». Но она делает другой выбор – выбирает путь служения. И тихо и упорно делает очень важные и трудные вещи. Она работает с теми, кого никому не жалко, с презираемыми, отверженными и бесправными. Бомжам не сочувствуют, потому что они «сами виноваты». К тому же они вонючие, нередко пьяные, заразные и порой агрессивные. Никакого ми-ми-ми, это вам не котики. К котикам относятся лучше.

И тут приходит женщина, хрупкая, маленькая, и говорит: «Нет, друзья, так дело не пойдёт. Это люди, и нельзя относиться к ним по-скотски». И берёт на себя этот фронт работ. Кормит. Бинтует червивые раны. Спасает от жестокости.

В том, что она делала, было много мужества и стойкости, бесконечно много – уважения к людям и к их достоинству. И бесконечно много – милосердия. Того самого, которое важнее справедливости.

Эту пробоину не закроет никто другой.

Вообще никто другой потерю человека заместить не может.

Это можно сделать только собой.

То есть увидеть, почему мне так больно от того, что случилось. Отчего меня это так ранит. И, самое главное, чего мне будет так отчаянно не хватать. И что я лично могу сделать, чтобы хоть чуть-чуть компенсировать эту нехватку, залатать эту дыру.

Не всю. Не всем собой. Но – маленьким кусочком своих сил и внимания.

Доктор Лиза была человеком такого калибра, что её не заменишь. Но если все те, кто скорбит по ней, возьмут на себя хотя бы маленький кусочек, то та энергия, которую она проводила в мир, сможет продолжаться.

Это можно делать как осознанную дань памяти и уважения. А можно просто делать.

Станет светлее.

Ведь чем темнее ночь, тем ярче надо зажигать огни.

…Еду на работу, и у меня происходит самый необычный предновогодний мастер-класс, который когда-либо случался.

Потому что в начале мы много плачем и зажигаем свечи за тех, кто их уже не зажжёт. Переживаем горе потери – и всех потерь, которые принёс этот год.

И останавливаемся в этой точке, оглядываясь и решая – какую энергию в этот мир хочу проводить конкретный я.

В моменты, когда мы сталкиваемся с жестокостью судьбы, с несправедливостью происходящего, хочется опустить руки. Но, как говорится, у Бога нет рук, кроме наших.

И самые большие чудеса мы делаем сами.

Я по-прежнему верю в то, что чудеса нужны, особенно когда – так темно.

Пусть всем нам станет светлее. Пусть мы научимся делать чуточку светлее вокруг себя.

Сат нам.