Москва буддийская
08 авг. 2020
Читать ~ 1 мин
- Вы работаете в музее с 1970 года. За это время отношение внутри страны к буддизму менялось. Ваш интерес к религии появился в 90-е, когда она начала «выходить из подполья»? Или все же раньше?
- С первых дней работы в музее. Тогда я была экскурсоводом в отделе пропаганды. И первая лекция, которую мне нужно было подготовить, называлась «Древняя Индия». Уже все понятно, правда? Это не только Мохенджо-Даро и Хараппа, но и время возникновения буддизма. В те же годы у нас выступал Александр Пятигорский – выдающийся философ и ученый, известный во всем мире. Он так читал лекции о буддизме, что зал вставал и аплодировал. Это повлияло и на меня. Буддизм – религия (которая, кстати, в советские времена называлась «философско-этическим учением») светлая и, что самое главное, призывающая людей к равенству. Мне это всегда было близко.
- В стране открылись шлюзы на рубеже 80-90-х годов, хлынул поток духовной литературы. Почему тогда вся эта информация так приглянулась советскому человеку?
- Рухнул советский строй, появился идеологический вакуум, и его стали заполнять самые разные теории и учения. Тогда из моего кабинета не выходили странные люди. Рассказывали, что их голова открыта космосу, откуда к ним приходят знания. Шарлатанов было достаточно, но я очень быстро с ними расставалась. Железным голосом говорила: «Извините, меня вызывают на совещание». И этих людей больше не было. Но в то же время в Москве стали появляться настоящие буддийские учителя.
- Кто, например?
- Первый учитель, который выступал с лекциями в нашем музее, был Оле Нидал – очень известный в буддистском мире человек, в прошлом придерживающийся далеко не праведного образа жизни. Именно этот датский Лама привез Карма Кагью (школу тибетского буддизма) на Запад. Он открыл не один десяток центров Алмазного пути по всей России.
Так было и с другими монахами – после их приезда в Москве оставались буддийские центры. Например, Ньингма (самая древняя школа тибетского буддизма). На нескольких занятиях присутствовала и я – помню, было очень много молодежи и людей гораздо младше меня. Они все искали свой путь – путь к себе. Через буддистские практики, разного рода ограничения. Другой пример – образованный ламой Намкайем Норбу Ринпоче центр Дзогчена. Любопытно, что в те годы он располагался на задворках английского посольства – прямо напротив Кремля. А потом был вынужден уехать в Подмосковье и занять пространство бывшего пионерского лагеря. До сих пор в Москве существуют несколько буддистских центров, созданных еще в те годы. Но, конечно, там уже совсем другие люди.
- Сегодня очень модны ретриты, была ли такая практика тогда?
- Еще как была. Буддийские учения проходили в разных подмосковных пансионатах. Съезжались люди отовсюду – не только из Москвы и Питера, но и дальних уголков России. Я была на нескольких ретритах. Признаюсь, слушать это было сложно. Лама говорил на тибетском, с тибетского переводили на английский, а с английского – на русский. Сидели все на полу. Некоторое время так делала и я, но с непривычки уставала и пересаживалась на низенькую скамейку. Одновременно слушать и сохранять себя в этом состоянии тяжело.
- Если вся Москва проявляла интерес к возрождающейся буддийской традиции, музей уж точно не мог не делать на этом ставку. Что в те годы в нем происходило?
- Один японский монах предложил кому-то от музея войти в создаваемый им Институт Буддизма. Это громкое название. Но образование, тем не менее, было интересное. Его создали абсолютно на общественных началах. Никто никаких денег не получал. Но для популяризации буддийского учения было сделано немало. В правление входили Ростислав Рыбаков (директор Института востоковедения РАН тех лет), Валерий Андросов (его нынешний директор), Михаил Мейер (директор Института стран Азии и Африки), востоковед Татьяна Григорьева и другие уважаемые люди. Среди них была и я. Мне поручили связь между институтом и Музеем Востока. В рамках этой коллаборации наши искусствоведы читали лекции о буддийском искусстве. Благо, в музее достаточно экспонатов, которые могли проиллюстрировать их рассказы.
Тогда наш лекторий просто ломился. Я даже опасалась, что пожарные устроят скандал – в зал вмещались всего 120 человек, на деле же их было гораздо больше.
- На первые выставки Рериха люди приходили чуть ли не медитировать. А как реагировала публика на буддийские проекты?
- Помню, как во время выставки «Люди и боги Тибета» в открытом доступе – без витрины – на подиуме стоял деревянный Цонкапа – основатель школы желтошапочников (главной школы бурятского буддизма – Гелугпы). В то время я возглавляла выставочный отдел. Поэтому именно ко мне стали прибегать смотрители: «Татьяна Христофоровна, что нам делать? Ему на руки посетители кладут деньги». То была образованная публика – люди знали, что по традиции в дацанах так и происходит. Я очень быстро сообразила, как надо поступать – велела собирать эти деньги, раз в неделю покупать на них букеты цветов и ставить их Цонкапе.
- Частыми гостями в вашем кабинете были ламы. С виду это очень кроткие люди, как вы строили с ними свое общение?
- Да, вы верно подметили их нрав. Они всегда приходили с переводчиками в сопровождении буддийской московской молодежи, которая их встречала, обогревала, расселяла. Они были скромны и мало говорили. При этом – что самое интересное – всегда были на позитиве. Считается, что это печальная религия, ведь, согласно ей, вся жизнь – страдания. Но посмотрите на лам: у них всегда веселые лица. Парадокс!
Среди монахов в бордовых облачениях был и личный астролог Его Святейшества Далай-ламы XIV. Сам же он в музее, увы, так и не побывал. Но это не помешало мне с ним познакомиться. В 92-93 годах Далай-лама приезжал в Москву, выступал с лекциями, отвечал на вопросы. На одной закрытой конференции, посвященной XXI веку, мне удалось поговорить с ним и лично пригласить к нам в гости. Но, как вы знаете, короля всегда играет свита – у них не оказалось времени.
- Каким он вам показался?
- Совершенным.
- Знаю, что в те годы Анна Политковская брала у вас интервью о создании первой песчаной мандалы. Но оно так и не вышло, лишь пара публикаций в газетах запечатлели то уникальное событие. Воспроизведите его для нового поколения.
- Музей Востока первым в Москве открыл традицию по созданию песчаных мандал. Произошло это так – посреди ночи мне позвонили домой. Звонок был из Америки, голос в трубке сказал, что сейчас со мной будет общаться представитель монастыря Его Святейшества Далай-ламы. Этот человек и предложил провести тибетский ритуал в стенах музея – создать и разрушить мандалу Калачакры. Музей эту идею поддержал. И в декабре 1993 года акция состоялась. Несколько монахов долго и скрупулёзно выдували разноцветный песок через специальные трубочки. Как только модель вселенной была готова, ее незамедлительно разрушили с помощью ваджры. Не удивляйтесь – того требует традиция, это знак бренности всего материального. Оставшийся от мандалы песок поместился в небольшой кувшин. Его вместе с ламами мы торжественно несли по бульварам до места, где сегодня воссоздан Храм Христа Спасителя (тогда там еще ничего не было). Ламы подошли к Москва-реке и под буддийские молитвы высыпали содержимое кувшина в реку. Они объяснили нам, что когда пары будут подниматься из реки, то благодатный снег пойдет над столицей – успокоит ее, сделает чище и лучше.
- Не могу не спросить вас про «Аум синрике». Имел ли музей с ней контакты?
- Эта японская секта активно навязывала музею свою литературу. Они умоляли нас разрешить ее продавать. Я категорично сказала «нет» – сработала интуиция. До того, как эта секта официально была объявлена экстремисткой, были разного рода звоночки. Так, представители Секо Асахары привезли в Москву балет «Бардо Тодол» – по тибетской книге мертвых (билеты на него можно было достать с большим трудом). Уже это меня насторожило. Мое впечатление впоследствии подтвердилось.
- Вы знакомы с еще одним известным буддистом – Ричардом Гиром. Как случилась эта встреча?
- В 2004 году в Академии художеств был большой фестиваль тибетской культуры. Мы участвовали в нем, предоставляя свои экспонаты. Туда же приехал и голливудский актер – как вы понимаете – неслучайно. Давно известно, что он исповедует буддизм. Гира привело не простое любопытство – он выставлял фотографии, которые сам сделал в Тибете в разные годы. Я, разумеется, с ним познакомилась и успела очароваться. Своим коллегам на следующий день говорила: «Ко мне не прикасаться! Меня по спинке гладил Ричард».
- С буддизмом вас знакомили не только московские события, вы также неоднократно ездили в зарубежные командировки… Тогда это было совсем не массово, какая страна впечатлила сильнее?
- Япония. Первый раз я побывала там в 1999 году в составе большой российской делегации. Поездку организовывало Посольства Японии и Японского фонда. В те годы у нас было очень много выставок, посвященных Стране восходящего солнца. Не являясь японистом, а скорее, популяризатором, я очень часто выступала на эти темы в разных СМИ. Поэтому и оказалась в числе делегатов.
Во время поездки я всегда просила, чтобы автобус (насколько это возможно) останавливался у буддийского храма – будь то в Токио, Камакуре или Йокагаме. Как сейчас помню эти пейзажи – сады, утопающие в ирисах, тишина и полный дзэн.
- Иностранцев тогда пускали внутрь?
- Не всегда. Как-то мы подошли всей нашей делегацией к одному из монастырей. В него отказывались пускать посторонних. Однако в тот день у меня был «персональный пропуск» – большая иконка с изображением Будды на груди, но ее скрывала верхняя одежда. Я переступила порог храма, распахнула куртку, монахи увидели Будду и разрешили мне остаться. Со мной всегда происходили подобные истории.
- Вы одна из немногих, кто побывал в Северной Корее…
- Это так. Когда принимающая сторона уточняла, что именно мы бы хотели посмотреть, я ответила однозначно: могилу жены Ким Ир Сена – Ким Чен Сук, его верного друга и соратника. Я много читала про нее и не могла не восхищаться этой женщиной. Дальше в списке были буддийские храмы. В окрестностях Пхеньяна осталось только два – остальные разбомбили американцы.
- В Индии – на родине буддизма – последователей этой религии крайне мало. А что сейчас в Москве? Развивается ли тенденция 90-х?
- Несколько лет назад в Отрадном я присутствовала на открытии ступы. В том районе, кстати, много храмов разных конфессий. А вот буддийского до сих пор во всей столице нет. История длинная: в самом начале этого века я входила в комиссию по его строительству. Возглавлял ее Иосиф Кобзон – он был депутатом от Бурятии. В 2006 или 2008 году был заложен первый камень, но с тех пор так ничего и не построилось. Я все же верю, что храм когда-нибудь возведут. Но и без этого в Москве продолжают крутить молитвенные мельницы и читать мантру «Ом мани падме хум».
С Татьяной общалась Татьяна Зайцева
